Остаток вечера прошёл в гнетущих размышлениях. Дима молчал, что-то обдумывал, Маша старалась ему не мешать, но куда деть собственные мысли и огромное беспокойство, не знала. Далеко не сразу решилась к Димке приблизиться, если честно, впервые видела его таким, и как себя вести, как подступиться к нему, не знала. В конце концов, просто подошла и обняла. Наклонилась к нему, прижавшись щекой к его макушке.
- Ты уже знаешь, что делать? – спросила она тихо.
- Я выжидаю.
Она по груди его погладила.
- Я никак поверить не могу. Зачем ему это было надо?
- А ты не понимаешь? – Дима резко выпрямился, плечи расправил, и мгновенно стал недоступным для неё, будто стеной отгородился. – Безнаказанность свою чувствовал. Он же Стас Тихонов, кто посмеет его тронуть? Знаешь, мне даже жаль, что я не могу ткнуть этого мальчишку носом в то, что он натворил. Чтобы он, наконец, начал взрослеть.
Маша молчала. Понимала, что у Харламова наверняка есть все основания для возмущения и подобных речей, но она ещё слишком хорошо помнила Стаса, которого себе придумала и сильно полюбила. Да, в последний месяц она сделала много открытий, причём неприятных, взяла и в одночасье изменила свою жизнь, но перестроить своё сознание и принять Стаса таким, каким увидела его… глазами Димки, ещё не слишком получалось. Не сознание, сердце сопротивлялось. Это была не любовь, это были тёплые воспоминания о любви, которую она долгое время в себе взращивала и лелеяла, которой дорожила. А Димка о личности племянника был невысокого мнения, любил его, как младшего в семье, но всерьёз не воспринимал. И Маше приходилось к этому привыкать. Но самое неприятное было в том, что она не могла оспорить его мнение, даже в память о прошлом. Ведь она знала Стаса другим: любящим, внимательным, даже романтичным. Но понятно, что для реальной жизни, с её проблемами и препятствиями, это не являлось достоинствами или существенными критериями. И это как раз и стало основной причиной их расставания. Стас не стал, не захотел, а, возможно, не сумел справиться с проблемами и давлением со стороны.
Но понятно было одно.
- Дима, тебе нужно успокоиться.
- Я спокоен.
- Ты злишься.
- Маша, я имею право злиться!
- Я знаю! – повысила она голос в ответ. – Но ты должен успокоиться! – Она выдохнула, тон сбавила. – Иначе что мы будем делать?
Харламов стоял перед ней, грозно нахмурившись и уперев руки в бока. Маша несколько секунд приглядывалась к его напряжённой позе, потом потянулась к нему, обняла. И предложила:
- Пойдём спать. Я так соскучилась по тебе.
Он, кажется, обдумывал её слова. Затем мрачно хмыкнул.
- А ты уснёшь?
Это был намёк, Маша была в этом уверена. И отреагировать на эти слова нужно было очень осторожно. Она погладила его по плечу и сказала:
- Нет, конечно. Я сначала прослежу, чтобы ты уснул.
Он всё-таки улыбнулся. Ладонь прогулялась по Машиному телу. А когда он сказал:
- Я тоже по тебе скучал, - это можно было расценить, как приз.
- И это очень странно, - подхватила Маша со смехом.
- Конечно, странно, - согласился Дима. – С чего мне по тебе скучать? Ты бесконечно задаёшь мне вопросы.
- Потому что я люблю тебя слушать! Дима, когда я увидела тебя в первый раз, ты читал лекцию, и говорил без перерыва полтора часа. Наверное, тогда ты чувствовал себя королём.
- Вот ещё, - фыркнул Харламов. – Что за счастье, поучать пару десятков пустоголовых второгодок?
- Смотрите не зазнайтесь, Дмитрий Александрович, - проговорила Маша ему в губы, приподнявшись на цыпочки. Затем обняла за шею с поистине женским вздохом, и повторила: - Пойдём спать.
Он продолжал стоять на месте, взгляд снова стал серьёзным, а Маша боялась разорвать зрительный контакт. Казалось, что именно в эту секунду Димка пытается что-то рассмотреть в ней. Он руки поднял, пригладил её волосы, забрал их в импровизированный хвост у неё на затылке, и продолжал смотреть Маше в лицо. Ей показалось, что прошла вечность, прежде чем Димка наклонился к ней и коснулся губами её губ. Затем потёрся щекой, и тогда уже согласился:
- Пойдём. Кстати, как у молодых семейная жизнь? – спросил он для того, чтобы разрядить обстановку.
Маша ответила, поддержав его лёгкий тон:
- Они смотрят телевизор.
Харламов негромко хохотнул.
- Я не удивлён.
- Зато предвзят.
Он коснулся пальцем кончика её носа.
- Ты об этом ещё ничего не знаешь, детка.
- Зато я знаю тебя. И никогда не поверю, что ты смотрел телевизор.
Харламов обошёл широкую кровать, снял футболку и устало потянулся.
- Не смотрел, - сознался он. – Меня и дома-то не было.
Маша ждала его, устроившись на постели.
- Ты был молодой, голодный юрист, Димочка. Сейчас ты другой.
Он ухмыльнулся.
- Правда? Ты так считаешь?
- Я в этом уверена.
Дима глянул на неё с высоты своего роста, взгляд прогулялся по женскому телу под лёгкой комбинацией. А вот тон был проницательный.
- Машка, ты замуж хочешь?
Она совершенно спокойно покачала головой.
- Нет. Я хочу, чтобы ты захотел взять меня в жёны. По-другому мне не надо.
- А, то есть, я могу жить спокойно?
- Если тебе совесть позволит.
Харламов засмеялся. Засмеялся легко, без всякой подозрительности и напряжённости. Откинул одеяло и лёг. Руку к ней протянул, и Маша придвинулась, устроив голову у него на груди. Димка не мог видеть её лица, и поэтому она закрыла глаза, наслаждаясь этим моментом. Пальцы легко пробежали по его животу. Его же рука была куда более настойчивой и проворной. Харламов гладил её по бедру, по животу, но он молчал, и, кажется, снова впал в задумчивость. Маша решила, что задумался о делах семейных, но Дима вдруг сказал: