- Ты расстроилась?
Этому вопросу она удивилась.
- Конечно, расстроилась. Ей семнадцать, Дима. У меня до сих пор в голове не укладывается.
- Я не об этом. Я о Стасе. Сильно расстроилась?
Она попыталась встать, но он её удержал. Упрямо ловил её взгляд, но интересовал его не взгляд, он пытался залезть к ней в голову и прочитать мысли и помыслы, самые сокровенные. Вот Маша и уворачивалась от его цепкого взгляда, пока Дима её за подбородок не взял, заставляя смотреть на него.
- Что именно тебя интересует? – спросила она тихо, но возмущённо.
- Он сказал, что это ты его бросила.
- Пора ему перестать считать тебя лучшим другом, - съязвила Маша.
- А я не друг. Я привычная жилетка для всех его неприятностей. Машка, а ты неприятность. Натуральная заноза и язва. – Он откровенно посмеивался. – Племяннику повезло, что ты его живым выпустила.
- Перестань меня оскорблять.
- Я не оскорбляю. Я любуюсь. – Дима поцеловал её коротким, крепким поцелуем. Маша не ожидала, возмутилась, но было поздно, и поэтому стукнула Харламова кулаком по спине, чувствуя, как сильно сжимаются его пальцы на её бёдрах. Добычу Дмитрий Александрович выпускать явно не собирался.
- Это ты во всём виноват, - звенящим шёпотом выговаривала ему Маша.
- Конечно.
- Если бы ты не вмешался…
- Ты бы уже сажала розы в зимнем саду моей сестры.
- Упаси Господь.
Он тихо рассмеялся, разглядывая её. Потом сказал:
- Я тебя хочу.
- Дим, у тебя совесть есть? Мы на кухне моих родителей.
- Знаю. И это единственное, что меня останавливает.
Маша сделала осторожный вдох. Смотрела на него, и почему-то насмотреться не могла. Что было весьма опасным признаком. Не помнила за собой такой подростковой мнительности. А тут мужчина, с которым она, по сути, плохо знакома, который чинил ей препятствия и создавал неприятности, просто на ровном месте. На которого она не уставала сердиться и возмущаться его поведением и затеями, но в то же время ей было с ним безумно легко. Разговаривать, спорить, даже ругаться. И сейчас, когда он столь радикально пытался решить проблему её семьи, она слушала его, возмущалась его идеями и простотой выводов, она понимала, что где-то глубоко внутри, на уровне подсознания, на том самом глубоком и недоступном никому, порой и ей самой, уровне, она начинает успокаиваться. Он приехал, ел приготовленною ею яичницу, разговаривал с её родителями, и Машу отпускал страх. Давний, наивный, можно сказать, что детский страх, что она с чем-то не справится, и этим всё испортит, себе и окружающим. Не было человека, который мог исправить её ошибки. До сегодняшнего дня не было. Но Маша отчаянно не хотела, чтобы им оказался Дмитрий Харламов, но поделать, кажется, уже ничего не могла.
В какой-то момент поняла, что они не одни. Голову повернула и увидела сестру в дверях. Света смотрела недовольно, приглядывалась, в основном, к гостю, Маше же в конце достался возмущённый взгляд. А Дима ещё и отпустить её не подумал, так и держал на своих коленях. А Свете кивнул и немного подначил, поздоровавшись первым:
- Здравствуйте.
Света ещё больше надулась, но нехотя ответила:
- Здрасьте. – И тут же с кухни ушла, всерьёз изображая возмущение.
Харламов на Машу посмотрел. Прищурился, задумался о чём-то, затем головой покачал.
- Нет, - решил он, в конце концов, - не докажем мы совращение.
- В смысле? – насторожилась Маша.
Дима глаза на неё вытаращил.
- Мань, ты больше похожа на малолетнюю жертву совращения, чем она. Там всё цветёт и пахнет. Она сама кого хочешь совратит.
- Дим, ты дурак? – не сдержалась Маша. - Это моя сестра.
- Только факты, дорогая. И ничего больше. Прокурор нам в лицо рассмеётся.
Маша руками ему в плечи упёрлась, заставляя Харламова её отпустить. Он отпустил.
- И что ты предлагаешь? – спросила она негромко, оглянувшись на дверь.
- Я предлагаю выдать её замуж. Если уж девочке приспичило. Пусть мама с папой, и ты заодно, станут хорошими и всё понимающими. Она поживёт с ним, вкусит, так сказать, счастья по полной, и дальше будет думать головой. Считаешь, я не прав?
- Я помню этого Глеба. Ещё по юности. Он абсолютно пустоголовый тип.
- Любовь зла, Маня. Ты так не считаешь? – Дима провокационно улыбнулся. – Вот ты кого любишь?
- Себя, - ответила она без заминки.
Харламов кивнул.
- Это правильно. Полюби себя, и будет тебе счастье. А по поводу твоей сестры и её избранника… Бегать он от неё не будет. И от алиментов бегать не будет. Некуда ему будет бежать. Это я как раз могу устроить. – Дима на стуле развалился, хмыкнул в задумчивости. – А что, это можно расценивать, как помощь ближнему. Изменим жизнь одного человека, если не к лучшему, то к правильному, законопослушному образу жизни. Будет работать, будет зарплату жене приносить, отпрашиваться у неё с дружками пива попить. Каждый полицейский в этом городе будет знать его дело на зубок. И физиономию его помнить. Дорогу в неположенном месте не перейдёт, его гаишники в рупор предупреждать будут: «Гражданин Голиков, ногу мимо зебры пронесли, сантиметров на пятьдесят. Возьмите левее, пожалуйста!».
Маша невольно улыбнулась, представив себе эту картину. А Харламов продолжил:
- Глядишь, и исправится парень. Чего только в жизни не бывает.
- А если он не согласится?
- Согласится, Мань.
- А если нет? Заставишь? – Вопрос был достаточно серьёзный, и Дима это понял. Но притворяться не стал, только сказал:
- Не придётся. Я умею убеждать.